Воспоминания участников полярных конвоев
Из воспоминаний плотника американского судна «Поль Лакенбах» Вирджила Шарпа: «День 7 декабря 1941 г. застал американское судно «Поль Лакенбах» стоящим у причала в Кейптауне, в Южной Африке, во время погрузки на борт свежих запасов воды и продовольствия. Капитан судна Фрэнк Сноу сообщил нам, что только что узнал о том, что японцы бомбили Пирл-Харбор. С этого момента наша страна находилась в состоянии войны со странами Оси. Теперь нам надо было предпринять необходимые меры предосторожности, чтобы благополучно вернуться в Штаты.
Капитан приказал нам смешать ламповую сажу с льняным маслом и этой черной смесью закрасить все иллюминаторы внутри и снаружи. Затем он приказал, чтобы ни при каких обстоятельствах не открывать иллюминаторы в ночное время и воздержаться от курения на палубе ночью и попыток открыть в это время двери… накануне Рождества 1941 г. «Поль» прибыл в Порт-оф-Спэйн на острове Тринидад. Здесь мы встали на бункеровку и загрузились специфическим грузом – тропическими фруктами. После прибытия в Нью-Йорк, где-то 2 января 1942 г., мы выгрузили груз, и перешли в Балтимор на верфь Спарроу-Пойнт. На этой верфи нам установили орудия, после чего на борт прибыла военная команда для их обслуживания. В начале февраля «Поль» пришел на армейскую базу в Бостоне, где мы погрузили на борт военное снаряжение: 155-мм снаряды, мешки с порохом и немного тринитротолуола. Единственным палубным грузом оказались 55-галлоновые стальные бочки с высокооктановым бензином, принайтованные к комингсам палубных люков. После пяти дней пребывания на армейской базе мы, наконец, полностью загрузились и отправились в Новую Шотландию, на остров Галифакс. «Поль» простоял в Галифаксе неделю, тем не менее, сход экипажа на берег запретили. Наконец завыли сирены на кораблях британского королевского флота, и мы присоединились к остальным судам конвоя под охраной нескольких эсминцев. Спустя некоторое время, мы увидели в восточной части горизонта очертания земли, а затем встали на якорь у берегов Шотландии, в устье реки Клайд, недалеко от маленького городка с названием Гурок. И снова мне пришлось увидеть, как выглядят сотни кораблей, собравшихся вместе. Шотландцы были одними из тех, кто сообщил, что нам предстоит отправиться в Мурманск. Они говорили об этом с каким-то благоговейным страхом. Мы не могли понять такого отношения: слово «Мурманск» не вызывало у нас тогда никаких ассоциаций. Все это пришло позднее.
7 апреля мы получили приказ начать движение. Вместе с кораблями британского эскорта наши суда образовали внушительный конвой. В Исландии, в Рейкьявике, сход на берег разрешили только офицерам. «Поль Лакенбах» покинул берега Исландии вместе с конвоем PQ-15 утром 26 апреля. На протяжении всего перехода до Мурманска поверхность моря была гладкой, как стекло. Зато небо было сплошь затянуто облаками, опускавшимися до высоты чуть выше 150 метров над уровнем моря. Такая плохая видимость давала нам основания надеяться, что с конвоем ничего не случиться на пути в Россию, хотя немцы имели возможность бросить против нас свои субмарины, торпедоносцы и надводные корабли, укрывавшиеся в норвежских фьордах.
Из-за постоянной угрозы нападения самолетов и кораблей противника мы находились в таком состоянии. Что были готовы вскочить на ноги в любой момент, и уже не могли дождаться, когда противник нападет на нас. Все мы на борту «Поля» спали, не раздеваясь и не снимая ботинок, готовые к тому, что может произойти в любую минуту. То здесь, то там можно было услышать неожиданную стрельбу. Любое судно конвоя могло открыть огонь самостоятельно.
Однажды я услышал такую стрельбу и выбежал на палубу. Один из артиллеристов сказал мне, что русский ледокол, находившейся на траверзе нашего правого борта, «залихорадило» и он пальнул раз пять из своей 20-мм пушки в сторону нашего судна, при этом снаряды чуть не попали в наших моряков. Наши артиллеристы тут же дали несколько залпов в сторону ледокола из своего 50-мм орудия, целя над его палубой, чтобы напомнить русским о том, что так вести себя «нельзя». Как выяснилось, русские обнаружили на большой дистанции немецкий самолет, далеко за пределами радиуса стрельбы, запаниковали и открыли по нему огонь.
Чем ближе мы подходили к Мурманску, тем чаще объявлялась боевая тревога, и тем чаще можно было услышать стрельбу. Обстановка была нервозной, понятно, что пребывание в таком напряженном состоянии расшатывает нервы у кого угодно.
Канадскому судну «Кэйп Корсо», находившемуся на траверзе правого борта, не повезло. Торпеда угодила в его среднюю часть, но какое-то мгновение казалось, что судно не получило повреждений. Затем видно, как языки синего пламени занялись над палубой и стальными бочками с бензином. На борьбу с огнем бросилась аварийная партия, но в следующее мгновение бочки взлетели на воздух. Обломки механизмов, котлы, надстройка, металлические плиты корпуса судна – все это взрывом подняло вверх под облака. Никто из тех, кому довелось видеть это, не помнит, чтобы обломки судна посыпались вниз. Несколько секунд на поверхности моря еще держалась нижняя часть корпусного набора «Корсо», а затем и она исчезла под водой.
Это было ужасное зрелище! Около 60 человек экипажа «Корсо» просто испарились. Схватка продолжалась не более пяти минут.
Несколько дней спустя после того как «Кэйп Корсо» растаял в облаке взрыва, мне довелось услышать и о других событиях этого дня, происходивших во время атаки самолетов. По словам очевидца, одному из эскортных кораблей удалось заставить своими глубинными бомбами всплыть на поверхность немецкую подлодку. На палубе субмарины показалась команда с поднятыми руками, но британский корабль дал ход и потопил ее вместе со всем экипажем. Я этого не видел, но другие говорят, что так оно и было на самом деле».
Из воспоминаний Дональда Марфи, рулевой американского судна «Экспозитор», участник конвоя PQ-15: «Я стоял на руле. Из-за облаков показалось четыре или пять «Мессершмиттов», они летели сквозь огонь наших зениток прямо на нас. Один из фрицев сбросил торпеду, которая помчалась точно в нашу сторону. У меня перехватило дыхание, но торпеда прошла мимо, буквально в нескольких футах от нас, и попала в другое судно. Тринитротолуол не взорвался, но вспыхнул ярко, как целлулоид. Огонь тотчас же охватил это треклятое судно. Я видел ребят, выбегающих на палубу из надстройки в центральной части судна. Некоторые пытались надеть на бегу спасательные жилеты, а затем все начали прыгать за борт. Неожиданно люди стали исчезать, как будто они таяли или испарялись. Я видел, как исчезли подобным образом пять или шесть человек. Это до них добрался страшный жар и поглотил их. Все судно было объято пламенем… 6 мая прибыли в мурманский порт. Все время, пока я находился на «Экспозиторе», на мне был пробковый спасательный жилет. Я его никогда не снимал с себя. А в течение пяти дней перехода от Лофонтенских островов к месту назначения ни разу не сомкнул глаз».
Вспоминает матрос 1-го класса парохода «Щорс» В. Г. Рыбаков: «В октябре 1941 г. «Щорс» вышел из бухты Проведения и отправился на ремонт в США. Первым портом захода стал Сиэтл. Там не оказалось дока, способного поднять наш пароход, и нас отправили в Нью-Йорк. Из Тихого океана в Атлантический пришлось идти через Панамский канал. В Нью-Йорке пароход поставили в док. Ремонт длился три месяца. В ходе ремонта установили бронезащиту рулевой и штурманской рубок, в носу и на корме установили трехдюймовые орудия для защиты от подводных лодок. По углам капитанского мостика на ажурных башенках установили четыре крупнокалиберных пулемета для защиты от нападения с воздуха. По завершению ремонтных работ пароход принял груз для СССР. В частности, было загружено 5000 кубометров первосортной муки, 120 джипов, 13 танков, продовольствие и обмундирование. На твиндек были загружены бочки с авиационным бензином, боезапас для орудий и пулеметов и даже колючая проволока.
В апреле 1942 г. вышли из Нью-Йорка в порт Галифакс. Оттуда начался переход через Атлантику в Англию. Наконец бросили якорь в Глазго. Вскоре часть судов, включая и «Щорс», ушли в Исландию, в порт Рейкьявик, где окончательно уже был сформирован конвой под кодовым наименованием PQ-16. В конвое было 34 транспорта, в том числе и пять советских.
21 мая 1942 г. мы вышли из Рейкьявика под охраной английских военных кораблей и взяли курс к родным берегам. У острова Ян-Майен конвой был обнаружен немецким воздушным разведчиком. Вскоре на конвой обрушилась немецкая авиация. Налеты не прекращались шесть суток…Несмотря на то, что прошло уже много лет, перед моими глазами стоит эта картина морского сражения. На пароходе «Щорс», как и на других твиндечных судах, вторая палуба была загружена взрывчатыми веществами: снарядами, бочками с бензином и т. п. Достаточно было попадания небольшого снаряда или бомбы, чтобы судно взлетело на воздух. По боевому расписанию я числился вторым номером на зенитном пулемете и находился на ходовом мостике, на крыле правого борта. Сверху было хорошо видно все происходящее вокруг. Я невольно стал свидетелем взрыва большого английского транспорта, следовавшего в кильватер за нашим пароходом. Торпеда, сброшенная с торпедоносца, попала ему в район котельного отделения. За взрывом торпеды последовал взрыв котлов. Когда через несколько минут рассеялось облако пара и дыма, на поверхности воды парохода уже не было…
Яркий пример действия советских моряков – удивительная судьба теплохода «Старый большевик». Конвой проходил самый опасный участок между островом Медвежий и мысом Нордкап. Здесь немцы усилили атаки на конвой. На двух носовых трюмах «Старый большевик» перевозил самолет, который не был замаскирован и хорошо просматривался немецкими летчиками сверху. Может быть, именно поэтому фашисты старались поразить именно этот теплоход. Фугасная бомба взорвалась в носу судна на полубаке, где находилось боцманское хозяйство. Двое моряков из орудийного расчета были убиты, четверо ранены. От взрыва заклинило рулевое устройство, и теплоход потерял ход. На носу начался пожар. К горящему теплоходу подошел корвет охранения, и командир предложил экипажу оставить судно и перейти на его борт. Мужественные советские моряки во главе с капитаном Афанасьевым отказались оставить судно, продолжая борьбу с огнем. На спасатель перенесли только четырех раненых. Пожар осложнялся еще тем, что вблизи находился склад со снарядами для корабельных орудий. Конвой ушел дальше, а теплоход «Старый большевик» остался один с пожаром и огнем. Но немцы, вероятно, решили, что судьба теплохода предрешена, и последовали за конвоем. Экипаж судна сумел ликвидировать пожар, устранить неполадки в машине и рулевом управлении. Через несколько часов на горизонте за конвоем показалось судно. «Старый большевик» с развороченной правой скулой, с приспущенным флагом на гафеле, обгорелый, но непобежденный занял свое место в ордере. Все до единого экипажа восторженно приветствовали его. Впоследствии, за этот подвиг капитан Афанасьев, первый помощник капитана Петровский и матрос 1-го класса Аказенок были удостоены звания Героев Советского Союза. Почти все члены экипажа были награждены орденами и медалями…
В последних числах мая «Щорс» ошвартовался в Молотовске (ныне – Северодвинск). 27 транспортов конвоя прибыли в порты назначения. Семь судов навсегда остались в студеных водах Баренцева моря. Потребовалось два товарных состава, чтобы увезти весь груз, выгруженный с нашего парохода. После разгрузки мы ушли в Архангельск и встали под погрузку экспортного лесоматериала для Англии. Скоро снова уходим в Арктику».
Из воспоминаний Сэма Хакана, радиста американского торгового судна «Ричард Генри Ли»: «Одно из судов конвоя, русский транспорт «Старый Большевик» было тяжело повреждено, и экипаж получил приказ покинуть судно. Но русские отказались сделать это. Я слышал эту историю из первых рук: мне ее рассказал радист со «Старого Большевика», приходивший к нам позднее на судно. Он неплохо говорил по-английски и описал этот бой во всех подробностях.
В носу у русских стояло два орудия, а у нас одно. Судно было также вооружено пулеметами. Немцам удалось подбить одно из орудий, при этом погиб весь расчет орудия, а среди прислуги другого оказалось много раненых. Куски человеческих тел разбросало по всей палубе. Это было ужасное зрелище. Бомбы попали также в склад боеприпасов, расположенный над верхней палубой, вызвав там сильнейший пожар. Пламя охватило все судно. Экипаж отчаянно сражался с огнем, отбивал атаки самолетов пулеметным огнем и пытался удержать свое судно на ходу.
К этому времени «Старый Большевик» отстал на несколько миль от остальных судов конвоя. Теперь он, оставшись один, без защиты эскорта, превратился в живую мишень. Мы не смогли разглядеть пожар на «Старом Большевике», но хорошо видели клубы черного дыма, поднимавшиеся над судном, а также вспышки разрывов и грохот рвущихся боеприпасов. Все же экипажу удалось справиться с пожаром. Русский радист рассказал, что женщина, судовая буфетчица, смогла протянуть шланг и пустить струю воды прямо в самое пекло – туда, где рвались снаряды.
«Старый Большевик» занял свое место в конвое. На флагманском корабле взвился флажный сигнал: «Отличная работа», а вслед за ним такие же флаги были подняты на всех остальных судах конвоя…».
Из воспоминаний Френсиса Браммера, сигнальщик 3-го класса вооруженной команды американского торгового транспорта «Айронклад»: «В конце июня мы отправились с конвоем PQ-17 в Архангельск, расположенный PQ-17 на севере России…
1 июля в час дня я вел наблюдение в бинокль, когда над нами пролетел самолет. Он подлетел к «Айронкладу» на высоте около 600 метров. на таком расстоянии я легко мог увидеть, что это был германский самолет «Бломм унд Фосс» BV-138 – большой гидросамолет, использовавшийся для ведения воздушной разведки. Он был похож на гигантскую пчелу, кружащую над нами. С этого момента он постоянно следовал за нами…
2 июля в 14.00 появились четыре гидросамолета He-115 и попытались сбросить торпеды, зайдя в атаку с нашей стороны конвоя, несмотря на плотный заградительный огонь. Из-за горизонта появился американский эсминец «Вэйнрайт» и сбил одного из них…
4 июля самолет противника торпедировал транспорт «Кристофе Ньюпорт» с другой стороны конвоя. Позже мы узнали, что во время этой атаки погибло четыре человека…
В 20.00 на судне «Ривер Афтон» был поднят флаг «Z», означающий приказ «Рассеяться, в связи появлением надводных кораблей противника». Этот флаг был тотчас же поднят на всех остальных судах конвоя, и они стали расходиться в разные стороны. В это время я дежурил у орудия 50-го калибра. Со мной в орудийном гнезде был еще один человек – заряжающий, моряк торгового флота. У меня сердце упало, когда я разобрал этот сигнал. Теперь мы были предоставлены самим себе и направлялись к Шпицбергену, намереваясь укрыться во льдах.
Не знаю, был ли я испуган, но наверно это было так. Помню, что в 17.00 сигнал тревоги застал меня сидящим за столом в кают-компании. Я бросился к своему орудию, так как показались самолеты противника. Только после того как атака была отбита и прозвучал сигнал отбоя, я понял, что все это время провел с набитым ртом. Во рту у меня пересохло, и не было сил проглотить комок пищи, настолько было страшно…
5 июля «Айронклад» встретился с двумя другими судами – это были «Сильвер Сворд» и «Трубадур» в сопровождении британского траулера «Айршира». Нам было видно, что там, где мы были четыре часа назад, взлетело на воздух еще одно судно, в которое попала немецкая бомба. К тому времени мы уже были среди льдин. Наше судно едва могло двигаться среди них. Чтобы освободиться из ледового плена, судно вынуждено было давать попеременно то задний, то передний ход. В кильватере за одним судном, пробивающимся сквозь лед, шло другое.
Куда ни бросишь взгляд, простиралось ледовое поле. Можно было увидеть айсберги размером с городской квартал.
Капитан «Айршира» вызвал капитанов остальных судов на совещание, на котором было решено, что все выкрасят свои борта в белый цвет, в первую очередь правый борт, поскольку он обращен в сторону Норвегии. Мы полагали, что, если, вражеский самолет направится в нашу сторону, то не сможет нас заметить на фоне льда. Все экипажи взялись за работу, и правые борта были выкрашены в белый цвет.
На следующий день наши суда оказались на широте около 76°. Все время было светло как днем. Солнце поднималось над горизонтом градусов на сорок пять и не опускалось ниже на протяжении большей части нашего путешествия. Капитан предполагал, что мы движемся к Новой Земле. Так оно и вышло.
8 июля «Айронклад» случайно протаранил «Сильвер Сворд». Удар оказался очень сильным, но, по счастью, мы отделались несколькими вмятинами. Таким же счастливчиком оказался и «Сильвер Сворд». Но два дня спустя, когда мы были уже недалеко от Новой Земли, судно село на мель, и мы были вынуждены оставить судно, за исключением капитана и шести членов экипажа. Оказавшись на мели, мы дали шесть гудков. На «Айршире» решили, что мы, таким образом, сообщили об обнаружении германской субмарины и обстреляли несколько валунов.
Мы выкачали часть топлива за борт, и в 17.00 судно сошло с мели.
В то время, когда все были заняты освобождением «Айронклада», застрявшего на мели, небольшая десантная группа отправилась на берег Новой Земли, где были обнаружены несколько русских и несколько моряков с потопленных судов нашего конвоя. Один из траулеров нашего отряда снял с острова группу людей, привлекших к себе внимание сигнальными ракетами. Тридцать пять человек из них были с «Фэарфилд Сити». Скоро к нам присоединилось судно «Бенджамин Харрисон», на борту которого были спасенные моряки с транспорта «Паулус Поттер». Ноги большинства из них были обморожены и находились в ужасном состоянии. К этому времени нам было уже известно, что немцы потопили восемнадцать судов нашего конвоя. Это были тяжелые потери. В довершении всего в пробоины «Айронклада» продолжала поступать вода.
Из оставшихся судов было сформировано какое-то подобие конвоя с эскортом. К этому времени здесь уже было несколько русских эсминцев, встреченных нами с большой радостью.
Рано утром 24 июля мы вошли в Белое море, а на следующий день встали на якорь в устье Двины. Впервые после двадцати семи дней нашего путешествия я увидел темную ночь. В 09.00 утра мы стали подниматься вверх по реке. В 14.00 мы стали на швартовы у пирса, расположенного в пяти милях от Архангельска.
31 июля закончилась разгрузка нашего судна. Танки на его палубе находились здесь с февраля. Русские немного поворчали по поводу появившейся на их броне ржавчины. Наш старший помощник только расхохотался, услышав это, и заявил, что пусть они радуются, что хоть что-то получили».
Из воспоминаний Валентина Валентиновича Дремлюга, почетного полярника, выпускника Гидрографического института Главсевморпути 1942 г, члена президиума РОО «Полярный конвой»: «Летом 1942 г. изучение положения льдов у западных берегов Новой Земли и в Карском море осуществляло гидрографическое судно «Мурманец» (Ледовый патруль № 18), на котором гидрографом-навигатором был я. Уже в начале рейса в июле месяце этому судну пришлось вместо проведения гидрографических и гидрометеорологических исследований заниматься спасением моряков из конвоя PQ-17.
«Мурманец» был небольшим судном водоизмещением в 200 тонн, с дубовой ледовой обшивкой. Капитаном был один из опытнейших полярных судоводителей Петр Иванович Котцов. Экипаж судна состоял из 27 человек и 4 человек из научно-оперативной группы. На судне было установлено два крупнокалиберных пулемета, а экипаж был вооружен карабинами…
После нескольких судок плавания, мы встретили грузно сидящий в воде танкер «Донбасс». С него на «Мурманец сообщили, что танкер шел в составе конвоя PQ-17, который подвергся нападению немецких подводных лодок и торпедоносцев… На переходе экипаж танкера отбил 13 атак немецких самолетов и подводных лодок, сбил 2 вражеских самолета и в этой тяжелой обстановке еще подобрал 51 моряка с потопленного американского парохода «Даниэл Морган»…
13 июля в районе полуострова Гусиная Земля (южный остров архипелага Новая Земля) вахтенные с судна заметили на берегу людей. Они жгли костер и махали флагом… Было установлено, что это были 12 человек из экипажа американского транспорта «Олопана» (судно из конвоя PQ-17), потопленного немецкой подводной лодкой в 15 милях отсюда. С «Мурманца» спустили шлюпку, которая в короткое время перевезла американцев на борт судна, и оно направилось в губу Белушья, где находилась еще несколько человек с потопленного транспорта…
Положение в этом районе было одним из самых сложных. Приходилось подбирать людей не только со шлюпок и плотов, но и непосредственно с воды. К сожалению, большинство людей было в обмороженном состоянии, а те, кто был в нагрудниках, в основном погибли от холода. В море плавало множество обломков судов, шлюпок и плотов, поверхность моря была покрыта горящими пятнами нефти. Все это затрудняло проведение спасательных работ…
Всего с 13 по 17 июля «Мурманец» поднял на борт 147 человек. Прмимо экипажа «Олопаны» были спасены моряки с судов «Альков Рейнджер», «Вашингтон», «Хартлебэри» и «Паулус Поттер». На «Мурманце» были забиты все каюты, матросский кубрик, кают-компания, столовая команды, штурманская и даже радиорубка… Также в эти дни проводили спасательные операции английские и американские моряки…
В конце июля «Мурманец» стоял на якоре в Малых Кармакулах на западном побережье Новой Земли. Здесь же на рейде находились два гидросамолета ледовой разведки Главсевморпути. Около двух часов ночи, когда мы находились со вторым помощником капитана в штурманской рубке, раздались частые орудийные выстрелы. Выскочили на мостик и увидели сквозь туман подводную лодку, обстреливающую гидросамолеты и здание полярной станции. Объявили боевую тревогу и дали сигнал в машинное отделение готовить судовой двигатель к пуску. Вот тут-то и помянули его недобрым словом – из машины сообщили, что для этого потребуется не менее 20 минут. Быстро оценив создавшуюся обстановку появившейся на мостике капитан П. И. Котцов отдал приказ начать обстрел из пулеметов немецких артиллеристов, суетившихся у орудия на палубе подводной лодки. Несколько удачных очередей из наших пулеметов накрыли их орудийный расчет. Немцы засуетились, быстро закрыли люки, спустили перископ, и подводная лодка спешно ушла под воду и покинула залив. Скорее всего, они не ожидали такой наглости от гидрографического суденышка».
Из воспоминаний А. Л. Лифшица, штурмана военного времени на СКР-32: «13 июля 1942 г. около полудня сторожевой корабль СКР-32 находился в море в дозоре на подступах к Кольскому заливу – главной базе Северного флота. Погода была на редкость хорошая – штиль, солнце. Внезапно командир корабля капитан 3 ранга В. Кондратьев получил телеграмму «Командиру СКР-32. Наша пл … при выходе на позицию обнаружила в точке Ш… Д… спасательный бот с большим количеством моряков, терпящих бедствие. Найти бот. Спасти людей. Командующий флотом».
Корабль лег на рассчитанный курс и, через три с небольшим часа обнаружил в указанном районе довольно большой спасательный бот, полный замерзающих людей, всего около 50 человек, которые провели в Баренцевом море много часов. Некоторые были в бессознательном состоянии. Всех их подняли на борт, напоили спиртом, накормили, переодели, распределили по каютам и кубрикам, отогрели. Корабль взял курс в Полярный.
Спасенные оказались моряками с торпедированного накануне английского транспорта «Bolton Castle», который входил в состав конвоя PQ-17, следовавшего с запада в советские порты Мурманск и Архангельск.
В каюту автора этих строк попали старший помощник капитана судна – немолодой немногословный моряк, фамилию не могу вспомнить, и довольно молодой матрос – малаец. Старпом, отогревшись, сел к столу и написал письмо, в котором изложил обстоятельства гибели судна и спасения части экипажа советским сторожевиком «СКР-32». Свои записки он передал нашему командиру, сказав, что это является официальным подтверждением спасения нами экипажа судна.
К нашей радости оказалось, что среди спасенных было и 6 русских моряков, которые пережили трагедию гибели судна дважды. За месяц до этого они шли на советском транспорте из Архангельска в Англию. Судно было атаковано немецкой авиацией и потоплено. Часть команды, примерно 18 – 20 человек, спаслась и была доставлена в Исландию в Рейкьявик, где их поместили в госпиталь. Затем всех отправили обратно в СССР на борту «Bolton Castle». И снова гибель корабля, после которой их осталось всего шестеро. Вдобавок, находясь почти в бессознательном состоянии, они сразу не смогли правильно сориентироваться, опасаясь, что попали в руки противника. И лишь спустя 5 – 6 часов, осознав русскую речь, рассказали свою историю.
Тем временем СКР-32 пришел в Полярный, и все спасенные были помещены в военно-морской госпиталь, где получили необходимый уход и лечение, после чего все возвратились в строй. Иностранные моряки ушли на запад с очередным конвоем, советские вернулись в строй моряков торгового флота».
Из воспоминаний матроса 1-го класса американского транспорта «Фрэнсис С. Харрингтон»: «…Что можно сказать о нашем экипаже? Далеко не все члены экипажа были американцами. У нас собрался народ со всех концов света. Здесь были филиппинцы, один араб и прочие – самые разные национальности…
В октябре 1944 г. «Харрингтон» вышел из Нью-Йорка и направился в Балтимор, где мы взяли на борт самый разнообразный груз. В наших трюмах оказалось огромное количество резиновых покрышек, бомб и танков – не таких как «Шерман», а поменьше. Мы везли также огромные рулоны кожи, которая, как нам казалось, пойдет на изготовление солдатских ботинок. А помимо этого ящики и коробки с неизвестным для нас содержанием. На верхней палубе находился самый любопытный груз – локомотивы и огромные товарные вагоны с электрооборудованием – так называемые «самогенерирующие генераторы». Говорили, что русские нашли для них широкое применение. Товарные вагоны со своим содержанием должны были обеспечить электроэнергией советские деревни, оставшиеся без света – это были портативные электростанции…
На палубе находилась еще одна небольшая интригующая вещица – гигантский ящик с детонаторами бомб, высотой около 2 метров, занимающий площадь около 2 квадратных метров…
В первую неделю января 1945 г. «Харрингтон» вышел из Глазго и перешел в Лох-Ив, где формировался конвой, и после двухдневной стоянки снова оказались в море. Мы знали, что идем в Россию, но не имели точного представления, в какое именно место. Только в открытом море мы узнали маршрут и конечный пункт назначения…
Во всяком случае, наше путешествие не было отмечено какими-либо интересными событиями. Погода стояла холодная, но хорошая. На своем пути мы не забирались севернее острова Медвежий, но держались подальше от берегов оккупированной немцами Норвегии. Когда мы добрались до места, где конвой обычно ложится на курс, ведущий в Мурманск, от нас отделилась половина судов и направилась в Архангельск. Мы тоже оказались в этой группе.
Первое столкновение с противником произошло тогда, когда наши суда подходили к горлу Белого моря. Нас обступили со всех сторон многочисленные льдины. На этом участке конвой находился под охраной советских военных кораблей – эсминцев и корветов. Неожиданно советский эсминец начал кружить вокруг нашего судна, сбрасывая как сумасшедший глубинные бомбы. Естественно, всех нас разбирало любопытство, какого черта он это делает. Машинисты поспешно высыпали на палубу, поскольку ребята решили, что мы уже тонем, из-за сильной вибрации и невероятного грохота, вызванного разрывами глубинных бомб буквально в нескольких метрах от нашего судна. Через пятнадцать или двадцать минут непрерывной бомбежки, над водой, на расстоянии менее ста метров по корме, показалась германская подлодка, вначале нос, а затем и остальные части надстройки. Её буквально выбросило на поверхность взрывами глубинных бомб. Экипаж советского корабля немедленно открыл по ней артиллерийских 6-дюймовых орудий, и разнес ее к чертовой матери. В воздух полетели куски боевой рубки, из корпуса субмарины хлынул соляр. Мы не заметили оставшихся в живых, только соляр и обломки металлического корпуса.
Мы вошли в Белое море, миновали Архангельск и направились в Молотовск…».